Он поднялся и помог Ма.
— Резкое изменение уровня суета. Вот и есть, — будто оправдываясь, объяснила она свои крылья.
— Это после встречи с джадалом. Весь этот хлам, — одновременно с ней заговорил Талавир. — Я теперь самый засоленный в Деште.
Им обоим было неловко.
— Ты сейчас… — Ма сделала паузу, подбирая удачное слово, –
…оригинальнее, что ли?
Губы Ма тронула легкая ухмылка. Талавиру хотелось сказать, что она ошибается: он лишь временное недоразумение, контейнер для хранения двух безумных духов. И совсем скоро яд Амаги и Тарга разъест его тело. Что бы ни случилось, он не позволит обидеть ее или Бекиру. Но не смог сказать ни слова, словно застыл под ее взглядом. Никто и никогда на него так не смотрел.
В небе протяжно закричал король грифонов. Он искал жен. Талавир не верил, что птицевицы выжили. Но через мгновение на землю тяжело опустилась грифониха. С ее спины сползла четырехрукая дочь Албасты и прислонилась к большой лапе. Грязными щеками девочки потекли слезы. Птица тяжело дышала, из ее рта текла кровавая пена. Только теперь Талавир увидел, что в животе животного зияла рана. Король грифонов тоскливо закричал, ткнулся в морду жены, потом взмыл в небо и сделал несколько кругов над местом боя, словно до сих пор не мог поверить в произошедшее.
Смерть грифонихи мало беспокоила слезу с ее спины Сашу Бедного. Он увидел Ма и поковылял им навстречу. На него было страшно смотреть.
Халат превратился в лохмотья. Сквозь дыры виднелись укусы молодняка. Маска исчезла, одно плечо держалось на сухожилиях, но желтые глаза яростно пылали.
— Ты мне виновата, женщина! — еще с дороги прокричал Саша Бедный, нисколько не удивляясь переменам, которые произошли с врачом.
— Оставь его, — прошептала Ма.
Но Талавир ее почти не услышал. Он стремился преградить дорогую акинджию. Глаза Саши Бедного довольно блеснули, когда он увидел, что к нему идет бывший Полномочный.
— Хорошо, птичка, выясним наконец, кому достанется женщина. — Акинджий сразу ударил Талавира по колено.
От неожиданности Талавир пошатнулся и свалился на землю. Саша Бедный вскочил ему на грудь, продолжая стучать здоровой рукой.
— Она моя.
Талавир видел кровь на кулаке акинджия, содрогался от ударов, но боли не чувствовал. И ярость тоже начала отступать, будто раньше ее питала только Амага. Но что-то изменилось. Талавир легко перехватил руку Саши Бедного и прислушивался к собственным ощущениям. Амага не исчезла, как ему сначала показалось, а только затаилась.
Вместо этого все сильнее проступал Тарг. Джадал приближался.
— Остановитесь наконец! Слезь с него. — Кулак Ма пришелся на прогнившую челюсть Саши Бедного. Он охнул и завалился в сторону. Но и женщине не удалось удержать равновесие. Она наступила на крыло, выбившееся из перевязи, и шлепнулась рядом с мужчинами. Талавир попытался выбраться из-под обмякшего
тела Саши Бедного и упустил момент, когда к группе интересных, уже собравшихся вокруг, подошел гигант и накрыл их своей тенью. Голоса притихли, а круг расширился, словно чудовища расступились, чтобы пропустить кого-нибудь значимого.
— Вы нарушили сон сестер! — прогремело над его головой.
Все еще лежа на земле, Талавир задрал голову и увидел величественную женщину-кентавра. На ее голове красовался причудливый колпак с перьями грифонов.
Морщинистое лицо перерезал шрам, как и обнаженные места, где должна была быть грудь. В руках женщина держала копье с нанизанными на него несколькими головами мужчин.
За ее спиной висел лук, а на поясе болтался пышно украшенный колчан со стрелами. Сверкающий мех на кобыльской половине отливал бронзой, под смуглой кожей человеческого тела играли мощные мышцы. Разве внук Азиза-бабы
Кебап мог сравниться с кентаврихой крепостью телосложения.
"Гикия — королева амазонок", — сказал кто-то из армейцев и поспешил отойти подальше. Талавир тяжело вскочил на колени — яд духов и нападение Саши
Бедного вытащили из него немало сил, зачем-то отряхнул изорванные брюки и тогда увидел, что они бились рядом со сложенными телами амазонок.
— Эти приблуды осквернили место тризны! — проревела кентавриха.
— Они дрались из-за нее. — Гуль с готовностью показала на Ма, что никак не могла сложить крылья, и подмигнула Талавиру, словно участвовала в интереснейшей забаве. Талавир попытался встать на ноги, но копыто кентаврихи заставило его сидеть. — Почему? — Гикия посмотрела на Ма, словно от ее ответа зависело, что она будет делать с Талавиром. На лице Ма застыла смесь удивления и негодования. Она очевидно не знала, что ответить Гикии.
— Бей акинджиев из Ак-Шеих, — Ма с горьким выдохом показала на Сашу
Бедного, все еще приходящего в сознание в руках Скифянки, хочет, чтобы я родила ему неизмененного сына.
— А этот? — Кентавриха снова ударила Талавира.
— Эй, легче! Чего никто не сказал, что у царицы амазонок такой крепкий круп? — А этот, — недовольно посмотрела на Талавира Ма, — бросился меня защищать.
— Убираешь его?
— Что? — не поняла врач.
Гикия приставила копье к макушке Талавира.
— Он осквернил место упокоения сестер. За это смерть. Но если он твоя собственность, буду говорить с тобой, — повторила Гикия. — Закон амазонок. Закон
— Если не согласишься, я возьму! — выкрикнула толпу Гуль.
— Беру! — Ма наконец кое-как сложила крылья и помогла Талавиру встать.
Копье Гикии переместилось к председателю Саше Бедному.
— Прошу, — выдохнула Скифянка, прикрывая своим телом акинджия.
— Или я могу, — снова отозвалась Гуль.
— Ты знаешь, что это значит, Скифьянко, но примут ли тебя сестры?
— И что значит наша договоренность? — вместо нее спросила Ма. Она согласилась забрать Талавира, даже не интересуясь условиями. Но в Деште любое соглашение имело цену.
— Вы станете частью моей армии и понесете наказание за свою собственность.
— Эй, я не хотел никого обидеть. Со всем уважением, но при чем здесь Ма?
— последнее, чего хотелось бы Талавиру, это драться с кентаврихой. Но и отпускать к ним Ма вопреки ее воле он не собирался. Клятва амазонки, как и клятва
Старшего
Брата, была пожизненной.
Саша Бедный выплюнул оскорбление в сторону королевы амазонок. Ему тоже не понравилась претензия Гикии. Мужчина может требовать от женщины
